Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

— Вон оно что, — подумал Федор. "Ловко, я же читал в Гейдельберге об этом ордене розенкрейцеров. Франк, как я посмотрю — тоже".

— Потом я поднялся в воздух, сопровождаемый двумя девушками невиданной красоты, — продолжал завывать Франк, — и поплыл дальше, туда, где Великий Учитель…

— Шабтай Цви, — одними губами сказал Пьетро, что сидел напротив Федора.

— Где Великий Учитель, — Франк мелко затрясся, — спросил меня: "Яаков, мудрец, ты видишь эту пропасть, достигающую края земли, черную, как ночь? Видишь гору, что возвышается на ее краю. Пересеки пропасть, поднимись на ее вершину. Ты достигнешь высот мудрости, Яаков". Я должен был опуститься на самое дно, чтобы потом подняться вверх, — Франк вскочил и, дергая рукой, закричал, — вверх, туда, где Господь, его Сын и Дева Мария вверили мне стадо праведников, чтобы я был его пастырем, чтобы я привел в мир Мессию!

Вороны за открытым окном зала закружились, закаркали. Франк упал в кресло.

С порога повеяло свежестью. Высокая, очень красивая девушка в закрытом, глухом платье, с простым крестиком на шее, войдя в комнату, опустилась на колени рядом с Франком, и протянула ему белые розы. Тот всхлипнул. Опустив лицо в цветы, Франк пробормотал: "Как сказано, благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана! Запертый сад — сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник. Только Мессия, — голос Франка зазвенел, — только Мессия, Иисус, придя в мир, спасет его от грехов".

Он зарыдал. Вставая, махнув рукой, Франк почти неслышно сказал: "Мне нужен покой…, После такого…"

— Моя дочь Ева, — Горовиц указал на девушку, что помогала Франку выйти из комнаты. "Она заботится об учителе, как если бы она была его дитя".

Федор взглянул на Пьетро — тот стоял, не отводя взгляда от тонкого, серьезного лица. Ева вскинула глаза — темно-серые, будто дым. Посмотрев на Федора, она ласково шепнула: "Пойдемте, учитель, я провожу вас".

— Очень хорошо, — подумал Горовиц, садясь. "Я же сказал — никто не устоит. Вон как аббат Пьетро покраснел. Мужчина есть мужчина, хоть и в сутане. Ему же надо, чтобы кто-то заботился о маленькой Анне — вот Ева и будет это делать. Для служений мы подберем кого-нибудь, дочь Якоба, хотя бы, она уже взрослая".

— А сколько лет фрейлейн Еве? — тихо спросил Пьетро, все еще глядя на дверь.

— Семнадцать, святой отец, — ответил Горовиц, и потянулся за бутылкой: "Еще вина, господа?".

— Голубица, — жадно сказал Франк, оказавшись в спальне, стаскивая с Евы платье, разрывая кружево на рубашке. "Наша голубица, праведная наша. Иди сюда, иди к учителю, девочка, помоги мне, мне так тяжело…, - он вздохнул и зашарил рукой по ее груди.

— Вот так, — слышала Ева его шепот, — роза моя, наш невинный агнец, — он уложил девушку на кровать. Ева, вздрогнув, закусив губу, отвернула голову в сторону. Влажные, пахнущие вином губы коснулись ее рта. Франк встал на колени и пробормотал: "Мой цветок, моя непорочная дева…, запертый сад, запечатанный родник. Пусти, пусти! — Ева почувствовала его тяжесть и застонала.

— Избранное дитя, — шептал Франк, — Божий агнец…

Кровать скрипела. Ева, опустив веки, увидела перед собой его глаза — голубые, с чуть заметными, золотистыми искорками, в рыжих, длинных ресницах. "Я даже не знаю, — как его зовут, — горько подумала Ева. Когда Франк перевернул ее на четвереньки, Ева, уцепившись рукой за спинку кровати, пообещала себе: "Ничего. Узнаю".

Александр Горовиц свернул пергамент, и, положив его в серебряный медальон, щелкнул крышкой. Он пропустил цепочку между пальцев. Откинувшись в кресле, Горовиц посмотрел на красивый, играющий багрянцем и золотом закат.

— Ты был бы рад, — сказал он тихо, глядя на разворот тетради. На нем была надпись — легким, летящим почерком: "И победит он великого дракона и будет сидеть на троне Моем, он, истинный Мессия. Благословите нашего Царя и Владыку, святого и праведного Шабтая Цви, Мессию из дома Яакова. Элияху Горовиц, Мигдаль Оз, 5426".

— Он же тогда сидел с учителем за одним столом, — вздохнул Александр, — на седере. Когда на стол поставили не кошерную еду, он громко воскликнул: "Благословен Господь, который разрешил нам то, что было запрещено!". Учитель тогда обнял его, и прослезился: "Нет у меня ближе слуги, чем ты, Элияху. Сто лет с тех пор прошло, и вот, — он погладил тетрадь, — я почти нашел то, что ты так искал".

Александр легко поднялся и подошел к окну. Снизу до него донесся веселый голос: "Отлично, а теперь давайте еще раз проверим веревки и можно идти ужинать".

— Корнель, — он перегнулся и посмотрел на рыжую голову мужчины. "Судаков бы ко мне никого не подослал — не стоит от него такого ждать. Кто-то из учеников Баал Шема озаботился, хочет узнать, чем мы тут занимаемся? Нет, Магид из Межерича умер, а остальные там и моего мизинца не стоят. Да они бы не стали нанимать гоя, а этот Корнель не еврей, за версту видно. Хотя…, - Александр усмехнулся, — но нет, не стоит проверять, еще слухи пойдут. Хотя служение сегодня, было бы удобно".

Дверь заскрипела. Он ласково сказал: "Иди сюда, голубка моя. Отец Пьетро согласен, — Горовиц положил крепкую ладонь на бумаги, — взять тебя воспитательницей к маленькой Анне, так что собирайся. Что тебе надо сделать? — он поднял дочь за подбородок.

— Доехать с ними до Парижа, забрать медальон и привезти его тебе, — Ева улыбнулась. Мужчина погладил ее по щеке: "Правильно, милая моя".

— Аббат согласен, — усмехнулся Горовиц, проводя пальцами по шее дочери. "Он ушам своим не поверил, и сразу сказал: "Да, конечно, герр Александр, какие могут быть вопросы? Все же тяжело в дороге с маленьким ребенком. Я очень рад, что фрейлейн Ева предложила свою помощь. Она истинная христианка". И покраснел, — Горовиц взял со стола маленький медальон:

— Ты же понимаешь, милая, аббат Пьетро не должен думать ни о чем другом, кроме…, - его глаза остановились на скрытой глухим платьем груди. Ева, поцеловала руку отца: "Он и не будет. Папа, но если все так, как ты мне рассказывал, то надо забрать амулет вместе с ней. С Анной".

— Умница моя, — Горовиц ласково надел ей на шею цепочку. "Все правильно, милая, незачем рисковать гневом Господним. Ты привезешь сюда девочку, и мы о ней позаботимся".

— Подвалы тут такие, — подумал Горовиц, целуя дочь в лоб, — что там сотню девок можно спрятать, навечно. Амулет будет рядом с ней, пусть сидит и подыхает потихоньку".

— А это, — он взял дочь за руку и подвел к окну, — я написал для тебя, милая. Теперь, — он коснулся медальона, — я всегда буду знать, — где ты. И приду на помощь, если надо. Не снимай его, Ева.

Девушка внезапно покраснела. Отец, лаская губами ее ухо, шепнул: "Я же все уже видел, милая. Я буду тобой любоваться, счастье мое. Ты готова к служению?"